Шинами громыхает Кутузовский. Окно силится, пытается не пускать — не выходит. Шуршание шинной резины просачивается сквозь шестой этаж и деревянные сорокалетние рамы и вносится перманентно в поток слышимого. Сквозь наушники вносится. Доносится оттуда, ниоткуда, снизу, как из ада. Москва — ад. Люди. Машины. Аншлаги в метро по вечерам пятниц. Велодорожки и велопрокаты в плюс два Цельсия — трам-та-ра-рам, приятно ездить по утрам! Цветущие огнем листья лежат, смиренно поникнув, сгрудившись в кучи, ждя. Сухость, сухота, сухо́тка — просто дождя хочется, оправдать дабы — октябрь, пора бы! Ложка отборной свежей зимы несется в рот — плюешься, до сих пор не уверовав в реальность. И это пора бы. А то нет, ждешь, ждешь, несчастный, брошенный всеми природными силами в холод, пока станет как обычно. Станет. Не сейчас, спустя. Подожди. Дождешься.

Все дожидались. И ты дождешься. Переждешь еще, не поверишь, что уже́.

А там уже весны ждать.