Мимо окна проносятся события, люди, машины. Всё стучит, звенит; как пар, вырывается смысл из почившей навеки машины времени. Поезд едет, тихо скользя по рельсам и аккуратно, с миллиметровой точностью отмеряя громким стуком шпалы — и ни один человек внутри него не догадывается, что он, зачем и куда едет. Как маленькие золотые рыбки, мы сидим на полках, кушаем курицу с боржоми и ни о чем не думаем. Как тягловая лошадь сопит в кабине машинист, от волнения передвигая рычаги не в ту сторону, что, впрочем, мало сказывается на общей картине событий: поезд все же едет, куда, неясно, но движется — и славно.

По коридору буднично проносятся сгустки энергии, о которых автор этого опуса почти ничего не знает — знает, что они есть и они носятся с бешеной скоростью по коридорам, залетая иногда в купе — и тогда их обитатели вдруг разом вздрагивают, и один из них, редко два — задирает ноги на полку и начинает выстукивать в клавиатуру ноутбука какие-то одному ему ведомые слова. Остальные чаепиты и куроеды недоуменно на него смотрят; а позже один из них точно так же уткнётся в ноутбук, оставшись наедине с собой — и трое других перекинутся недоуменными взглядами. Не бывает так, чтоб за всю поездку кто-то остался неохваченным этой творческой эпидемией — заразятся все, и никто никогда окончательно не вылечится: симптомы со временем притупятся, но не уйдут; и даже более того, есть шанс, что и после выхода из этого бесконечно длинного многоместного поезда кто-то неожиданно вскрикнет нечто эврикоподобное и уйдет в иные миры, те самые, число которых равно числу чаепитов и куроедов.

Удивительный это поезд: меж вагонами и в тамбурах никто не курит и не рисует несмываемым маркером; проводников в нем почти нет, а если они и появляются, то ниоткуда и совершенно неожиданно, и ни один обитатель состава не презирает их, как это бывает в нормальных человеческих поездах. Здесь есть всё и одновременно нет ничего: полная идиллия, гармония. Все счастливы. Все куда-то едут.

И есть только одна проблема, которая существует почти для всех: мы все, люди, чаепиты — мы все едем в одном поезде в одно место. Впрочем, в мультимирах каждого из нас этого места чаще всего не существует; этому месту там просто нет места. Но глобально проблема остается проблемой. И когда поезд подъезжает к конечному пункту, все вздрагивают, разимые одной-единственной мыслью: а куда, собственно, я ехал?

И действительно, куда?