Послушаешь иногда музыку — и вроде ничего не поменялось: тот же стол, тот же ноутбук с грузящимся торрентом фотошопа — но внутри тебя как будто разлилось что-то очень странное, совершенно не ощущаемое, то, что невозможно описать, но что заставляет мышцы всего тела оставаться в блаженном катарсическом напряжении. Удивительно, что напряжение это не уходит, даже если заняться делом и отвлечься — остаётся, блаженнное, перекатывается прозрачной плотной жидкостью в животе, и по всему телу не останавливаясь бегают едва заметные мурашки.

Другое состояние.

Музыка только должна быть действительно очень хорошей. Такой, чтоб рождала образ и заставляла его пережить, такой, чтоб после окончания трека сидеть ещё бесконечное число минут, ничего не осознавая, даже собственного тела, чтоб наступал паралич — полный, ментальный и физический. Контролируемый, приятный паралич. Паралич настоящего искусства. А потом — мурашки.

Музыка должна быть действительно очень хорошей. Настолько хорошей, чтоб пускала в себя и не то шептала, не то вопила в уши: вот она — я! Такой, чтоб полная неопределённость, полное безверие и вера во всё. Чтоб окончательно запутать, замазать границы бытия и привычных понятий. Чтоб не различать, где тихо, где громко — просто быть в ней, в музыке, существовать с ней как одно целое. Быть этим целым.

Стать музыкой. Стать этой огромной силой, что подчиняется по щелчку рукам любого композитора, у которого есть вкус и пара дней свободного времени.

Стать силой, которая изменит сознание слушателя — а значит, и мира.