Москва зимой — средоточие угрюмости и съёженности. Москва летом — средоточие гипертрофированной скорости.

После медленного и приятно статичного Литвинова Москва кажется каким-то адом. Приехал, купив билет на утреннюю электричку — автоматически стал его частью; не устраивает — миль пардон, мадам, мон шер, мсьё, сам напросился! Вот тебе вокруг информационный ад, вот ад спешащих, вот ещё ад разрывающегося телефона (кажется, я знаю, кто его разрывает), а не сможешь выстоять — твои проблемы. Когда-нибудь, когда увязнешь во всех трёх адах и запросишь ещё парочку — спасибо скажешь, что глаза открыли. А потом сгоришь. И жизнь сгорит. Пронесётся мимо, визжа от негодования, оттого, что бросил, не подумав, увязавшись за дешёвым лайфсталом — но будет уже поздно. Поезд уйдёт. Уйдёт твоя последняя электричка в Литвиново. Впрочем, скорее всего, ты и не заметишь, как она уходит.

В Москве хорошо тратятся деньги. Тратятся на вроде бы нужные и полезные вещи — а принесёшь домой, глянешь и поймёшь, что полезными они были, только пока лежали на полке магазина — чаще всего книжного. Там они хотя бы атмосферу создавали. А здесь их разве хоть единожды откроешь?

В Москве перестаёшь осознавать жизнь, и это её главный грех.

Мне нужен информационный вакуум (или то, что в сравнении с московскими информационными потоками будет казаться вакуумом). Я еду обратно, подальше от ядра жизни, лекарства от скуки, которое в чрезмерном количестве превращается, как и следует, в яд.