Посмотрел одним глазом свежевышедшее интервью Дудя с Александром Гордоном, и (на удивление) появилось что сказать.

Несколько лет назад, думая, что я умею брать интервью, я взял для «Сто семнадцать и два» интервью у Дмитрия Савцикого, руководителя радиостанции «Серебряный Дождь», с которой началась российская карьера Гордона — сначала он учил там слушателей английскому языку, а потом придумал почти шедевральную (с точки зрения концепции) программу «Хмурое утро», и понеслась.

В какой-то момент речь у нас с Савицким зашла про Владимира Соловьёва (который начал карьеру в медиа оттуда же и, что удивительно, с того же). На вопрос об отношении к современному Соловьёву Савицкий тяжело вздохнул и сказал «о мёртвых — либо хорошо, либо ничего». А на последовавший вопрос об ушедшем в 2014 году (sic!) на телеканал «Царьград» экономическом журналисте Юрии Пронько сказал следующее:

Может быть, существует какой-то звездолёт, который прилетает из далёких галактик, зависает где-то над нами и начинает, как в мультфильме, пускать такие полукруглые лучи со звуком «пиу-пиу-пиу!» Кто-то попадает под эти лучи и становится совершенно другим человеком. И вот Пронько, Соловьёв — они явно попали под это «пиу-пиу», и они ну вот как бы другие.

Может быть, так. А может, проблема в ипотеке.

Теперь я очень жалею, что не догадался тогда спросить ещё и про Гордона.

Гордон делал вполне интеллектуальные программы примерно до 2010-х, а потом переключился на такую глубокую пропагандистскую чернуху, что изучать её даже ради поста в блоге мне показалось неуважением к самому себе. В интервью Дудю Гордон выглядит не просто жалко, а настолько, что его хочется пожалеть, даже учитывая сознательно совершённый им фазовый переход. Половину интервью он произносит стандартные тезисы о хорошем царе и кольце врагов, придуманные российской пропагандой (а Дудь пытается выловить из этих тезисов хоть каплю искренности, и оказывается, что чем дальше за пределы тезиса, тем выше концентрация изворотливости). Вторую половину интервью занимает признание в алкоголизме и нехватке средств к существованию — если первое Гордон закономерно отрицает, тут же опровергая сам себя, то во втором признаётся чистосердечно и долго). Комбинация этих двух половин — страшное зрелище.

Вот вам показательный пример того, что делается с человеком, который сначала прощается с принципами, а потом понимает, что глубоко и бесповоротно ошибся: число и глубина внутренних кризисов, в которых такой человек в конце концов оказывается, несоизмерима количеству полученных за это денег. О мёртвых — и вправду, либо хорошо, либо ничего: Гордона мне, пожалуй, настолько жаль, что плохо говорить о нём не получается.

Он — не один такой.