Философский текст социолога о российском телевидении и вообще. Написан — нет, не сейчас, что вы. Шестнадцать лет назад.
Молодой сценарист с СТС рассказал, как рассуждают его друзья: «Года два-три буду подстраиваться, вписываться в формат. А потом, когда у меня будет уже авторитет, я буду только два дня в неделю заниматься мерзостью — остальные пять буду уже заниматься тем, что мне нравится: снимать кино, писать настоящие сценарии, книгу». То есть объяснение такое: с вами работаю не я, а моя — назовем это так — кукла. Но только, как говорили в фильме«Доброй ночи и удачи», «если ты крякаешь, как утка, и ходишь, как утка, — ты и есть утка».
Я сейчас читаю книжку замечательного композитора Владимира Мартынова. У него такая идея: великая музыка осталась в прошлом, мы живем в эпохе«пост». Это идет от ощущения конца времени композиторов, конца мира, конца истории.
Люди живут теперь только в коротком времени — не ставят себе дальних целей, устраняют со своего горизонта те вещи, те значения, образцы и формы поведения, которые или уходят в прошлое, или чреваты какими-то последствиями в будущем. Это ощущение поствремени присутствует везде — даже в женских журналах: сегодня ты можешь быть Одри Хепберн, завтра — домохозяйкой, послезавтра — отвязной девушкой. Видимо, закончилось время устойчивого общества с четким устройством. Быть Хепберн невозможно в реальном мире — но можно в виртуальном, который вам не сопротивляется, который вы с помощью своей фантазии можете переворачивать, изменять — с ним ничего не произойдет. Я бы его назвал симулятивным миром. Симулятивный продукт не рвется, об него невозможно обрезаться. В этом мире можно многое: проиграть, попробовать то, на что ты не решаешься в повседневной жизни. И главное — тебя здесь не ждет вина, раскаяние и всякие такие штуковины. И нас начинают окружать все больше и больше таких миров — не только телевидение.
Книжку композитора Мартынова«Конец времени композиторов» мне, кстати, надо будет прочесть тоже. Где бы её только достать в бумаге, в Чехии-то.
Рубрика«Антивоенные высказывания в неожиданных местах».
Вот, например, YouTube-канал«М Е Д Ф И Л Ь М» (да, именно так). Я его приметил ещё году в семнадцатом. Канал представляет собой коллекцию учебных фильмов для студентов Сеченовского института в Москве, снятых в восьмидесятые-девяностые. Самые интересные посвящены психиатрии: врач беседует с пациентом и комментирует беседу за кадром.
Вокруг канала сложилось сообщество людей, которые ничего не знают о медицине, но живо интересуются, потому что любопытно же на психов посмотреть(а потом в комментах пишут, что после этих роликов неинтересно смотреть фильмы ужасов и триллеры, Стивен Кинг кажется бездарностью, а сами ролики выглядят так, будто их снимал Дэвид Линч). Я тоже люблю в ночи глянуть.
Ну так вот. Что на «М Е Д Ф И Л Ь М Е» опубликовали 24 февраля? Правильно. Отрывок из беседы с больным, у которого бред величия:
В комментах интересуются, не работает ли этот больной сейчас в администрации президента.
Полгода назад отношения Путина с правдой очень точно описал его бывший соратник и бывший банкир Сергей Пугачёв: Путин всегда верит в то, что он говорит.
Верит всегда. То есть неважно, что десять раз в день меняет свою точку зрения по тому или иному поводу — когда он говорит, он в это верит. Когда он говорит по телевизору, когда он говорит про прививки, про коронавирус. Даже если он не делал прививку, а говорит, что делал — он в этот момент верит, что он её делал.
Вроде как не может такого быть. Одно из двух: либо ты сделал прививку, либо нет. Но это только на первый взгляд. Что такое«сделать прививку»? Что это за процесс? Просто укол? Или это отношения с врачом, консультации, планы медицинских процедур? Где граница между делаемой прививкой и уже сделанной? Правда Путина — это всегда правда в моменте: сейчас — одна, через секунду — уже другая. Кроме того, она зависит от ракурса, от угла зрения. Скорость нижней точки автомобильного колеса в момент сцепления с асфальтом равна нулю, даже если автомобиль едет со скоростью 100 км/ч. Вы что, будете утверждать, что этот автомобиль едет, а не стоит, спорить с законами физики?
С одной стороны, про Путина давно говорят, что он поверил собственной пропаганде — оттого, например, такие потери в войне, которая, по замыслу, должна была продлиться не больше недели. С другой стороны, это известная пропагандистская тактика: вывалить на стол тысячу разных версий, и поди потом разберись, где истина. Но правда в том, что это гораздо более широкая установка: это принцип не пропаганды, а всей политики Путина вот уже двадцать лет. Одних только официальных версий, зачем он начал войну с Украиной, примерно восемь: не допустить расширения НАТО на восток — это раз, освободить Донбасс — это два, денацификация — это три, возвращение территорий — это четыре… Как найти правильную среди тысячи разных версий? Как проиграть в войне, если неизвестно, в чём заключается её цель? Классическая схема запутывания противника: нас никому не сбить с пути, нам всё равно, куда идти. Если цели, законы, принципы государственной политики никому непонятны, значит, в каждый отдельный момент времени их можно трактовать как угодно.
Есть прямая связь между тем, как Путин рассуждает про страшный удар по Кременчугу, и, например, тем, как хватают мирно сидящего на скамейке в парке Илью Яшина и шьют ему сопротивление полицейским при исполнении. Что такое сопротивление сотрудникам органов? Точнее, где заканчивается несопротивление? Кто сможет сказать точно? На самом деле это и есть главная доктрина Путина: свобода от любых установок и от любых правил, от любой правды, и на внешней арене, и на внутренней. Это оппортунизм не как модель поведения одного отдельного человека, а как идеология государства. Это концепция полной свободы рук. Всегда и везде можно делать всё, что угодно, и это и будет правдой, это и будет по закону. Глеб Павловский задолго до войны отмечал, что главное свойство системы Путина — презрение к норме, то есть к любой точке отсчёта:
Отказ от нормальности из технологии превратился в повседневность Системы. Затем перерос в доктринальное презрение к норме внутри РФ — включая свои же нормы. Система легко их преступает и охотно этим бравирует. Поведение силовиков и судебных инстанций в отношении политических противников — всероссийский спектакль презрения к государственной норме. Их месседж — ничтожность закона в отношении людей и организаций, включенных в «стоп-листы» Системы РФ.
Глеб Павловский. «Система РФ»
Как отличить ложь от правды, войну от специальной военной операции, захват от освобождения, жест доброй воли от отступления? Где граница между приказом и советом, между угрозой и просьбой, между телефонным правом и независимостью суда, между признанием под пыткой и чистосердечным раскаянием? Чёткой границы нет. Чем союзник отличается от вассала? Чем партнёр, как своих врагов называет Путин, отличается от врага? В антиутопии Оруэлла свобода — это рабство, война — это мир, незнание — сила. На кремлёвские ворота буквально такие лозунги вешать, конечно, никто не будет. <...> Свобода — это свобода; рабство — это рабство, но между ними — такая большая серая зона, что не всегда возможно отличить одно от другого.
Уехав из России, я хотел написать большой пост о том, почему уехал. Но не успел: началась война и затмила всё. Так вот, это размывание границ истины — одна из главных причин: я не хочу, чтобы те, кто вокруг меня, его оправдывали, потому что не оправдываю его сам. Распространяясь, как вирус, оно разъедает в людях внутреннего человека, замещая съеденное аморфной массой, из которой, как мы видим в последние месяцы, можно слепить что угодно. Я слишком дорожу собой, чтобы становиться аморфным.
Серая зона между некоторыми понятиями не имеет права на существование.
В рассылке Kit от создателей«Медузы» сегодня — текст о ПТСР у ветеранов войн и том, повысится ли уровень насилия в российском обществе после войны (спойлер: незаметно, но да).
Американское издание АВС рассказывало историю ветерана Вьетнама Эда Смита, и таких историй в США — тысячи. В детстве Смит учился в католической школе, служил алтарником и пел в церковном хоре. Поступил в Университет Майами, затем был призван на войну во Вьетнаме. Вспоминая о своих первых днях на войне, Смит признавал, что сочувствовал противнику. Однако быстро понял, что необходимо«сражаться за самого себя, чтобы как можно скорее выбраться отсюда» (Курсив мой. — ИВ).
Смит быстро получил звание капитана. Артиллерийские установки, вертолеты и военные корабли приводились в действие по одному его приказу. И Смит вспоминал, что управление ими«было высшим кайфом на планете».
Спустя год службы ветеран вернулся домой. Близкие заметили, что он сильно изменился, и сам Смит рассказывал об этой перемене так: «До войны я был хорошим и кротким, а после все мое отношение к миру выражалось словами „***** (к черту. — Прим. Kit) это, ***** (к черту. — Прим. Kit) то“. У меня не осталось сочувствия к другим. Армия сломала меня».
У мужчины диагностировали ПТСР. Он начал пить, его брак распался. Даже спустя десятилетия после возвращения из Вьетнама ветеран не может заснуть, не обойдя свой дом по периметру — как часовой на посту.
Но крепко спать не помогает и это: часто Смит просыпается среди ночи, чтобы совершить еще один обход.
Не очень люблю Шарифова за кликбейтные обложки (иногда — настолько кликбейтные, что начинаешь думать, помогают ли они распространению или наоборот; за остальное — люблю) и слишком динамичный отвлекающий монтаж, но тут он прямо в точку попадает своим очередным роликом:
В начале, до 8:50 — организационная часть, которую, тем не менее, полезно посмотреть, чтобы проникнуться и настроиться.
