Сегодня на нашей улице праздник.
Нет, речь не о Дне Победы, хотя это тоже повод праздновать. Речь о другом празднике, менее заметном, даже можно сказать, совсем незаметном. Тихо прошедшем и уплывшем в даль прошлого.
Праздник так праздник. Сегодня я дочитал «Войну и мир».
Надо сказать, разговоры о гениальности Толстого, которые иногда велись на уроке литературы, до сегодняшнего дня я воспринимал в штык. Мол, Булгаков, чехов и Достоевский — вот гении. Толстой же может только утомлять объемами и преуспевает в этом. А, ну да, еще он затронул важную тему отрешения от мирского (помните, сцена «князь Андрей и небо»). Молодец. Но — не гений.
Уверенность в возвышении Льва Николаевича над остальными пройденными авторами русской классики в меня вселил эпилог.
Дело в том, что для меня априори гениально а) все, что полно поясняет суть и смысл жизни и б) все, чего я не понимаю. В эпилоге «Войны и мира», точнее, в его второй части, эти два параметра каким-то неведомым мне образом взяли и сочлись. Неожиданно.
Разобраться в том, что хотел в этой второй части сказать Толстой, десятикласснику трудно. Я до конца так и не разобрался, ибо последние четыре страницы мой мозг просто отказывался воспринимать. Хотя что там четыре, последние двадцать страниц!
Задание «выпишите проблемы эпилога» и заметки на полях помогли немного структурировать уясненное. Здесь я эти заметки приводить не буду, ибо все мои читатели учились, полагаю, в десятом классе и скорее всего составляли свои. Так или иначе, вторая часть эпилога — самая громоздкая часть романа. И самая что ни на есть гениальная, потому что только гений может докопаться в поисках правды жизни до огромного количества простых аксиом, о которых пишет Толстой и которые затем подгоняет под свой спор с историками. Знаете, иногда, бывает, родишь какую-нибудь суперпрекрасную идею, а тебе говорят: фиг, не выпендривайся давай, бери пониже, здесь школа все-таки, а сочинение ты пишешь ЕГЭшное! Вот так и у Толстого получилось. Раскопал определение свободы, и зачем-то рассмотрел это определение с точки зрения неправоты исторической науки, хотя лучшее, что можно было с ним сделать — оставить в покое. Все равно никому оно не нужно, кроме философов.
Но! Опять же, я смотрю на его измышления с низины пресловутого десятого класса. Мне 17 лет, и… вы помните, да, что для меня априори гениально? Так что мое мнение на этот счет не должно никого интересовать, разве что других десятиклассников.
Пока я читал, на ум невольно приходила странноватая мысль. Вторая часть эпилога — поток сознания, который попытались структурировать, и получилось на твердую троечку. Общая концепция все равно неясна: после прочтения эпилога полного понимания романа как не было, так и нет. Все идеи, которые в своем многолетнем труде нагромоздил (иначе не скажешь) Толстой, в моей голове не умещаются. Более того, я не знаю, о чем писать в обобщающем сочинении, если вдруг такое будет. Что писать, скажем, про булгаковское «Собачье сердце», понятно. Там одна основная идея — «разруха не в сортирах, а в головах», приперченная парой побочных, про социализм и всеобщее равенство; впрочем, их можно подстроить под основную. Что писать насчет «Войны и мира» — непонятно. В голове каша. Небо… отрешение… жизненный путь… доброта… душевная простота… историки — дураки глубоко неправы… их воскресила любовь… семья… война… четыре тома (куда столько?)… короче говоря, полный хаос. Что с ним делать и как структурировать — не понимаю.
Короче говоря, рано мне еще «Войну и мир» читать. Лучше перечесть «Собачье сердце», там про классовое неравенство написано, можно поворчать на эту тему в очередной раз.