24 июля, в этот понедельник, я поступил.

Искать специальность своей мечты я начал в начале одиннадцатого класса. Специальность долго не находилась, а я под давлением советов от людей, которые, как обычно, лучше всех знают, на кого мне нужно учиться, несколько раз забрасывал попытки поиска и занимался исключительно школьными проблемами — бесконечными мероприятиями, аттестациями, налаживанием отношений с ЕГЭ и трудной, через тернии, постановкой пьесы на школьный последний звонок (эх). Всё это время для всех окружающих существовала легенда: я поступаю в ВШЭ на программу «Медиакоммуникации» — это, как я, наивный, думал, журналистика, только обще́e, а потом оказалось, это чистый менеджмент, только в медиасфере. Медиабизнес, другими словами.

Весь одиннадцатый класс я вместе с одним известным блогером (будем называть его Ваня С.) ходил на курсы по подготовке к творческому конкурсу, который неизбежен для каждого поступающего на эту красивую программу. Об этих курсах я при поддержке Вани С. думал написать аж целых три поста — по одному на каждый модуль — но вышло полтора: про первый и (косвенно) про третий. Под конец четвёртого модуля мне обломали все возможные способы самовыражения — увы, да, я всё ещё люблю это делать — и через некоторое время, идя по Покровке от учебного корпуса до метро (зачем мне нужен был такой крюк — чёрт его знает), я вдруг осознал, что на медиакоме мне не место. (Почему — тоже надо будет как-нибудь написать.)

Заниматься медиабизнесом мне совершенно не хотелось.

Нужно было срочно искать другую специальность. Но на носу был ЕГЭ, великий и ужасный, и надо было хотя бы делать вид, что готовишься. Так я и делал — делал вид. ЕГЭ было три: русский, английский и литература, и русский были все шансы написать на 100 баллов, английский — на 80 (а больше и не нужно было), а готовиться к литературе обычным способом — сидеть ночами, зазубривать стихотворения и писать сочинения — у меня хронически не получалось. Почему — ну, да, вы поняли. Потом как-нибудь напишу. Талончик в электронную очередь для этого поста я уже пробил.

Подготовки у меня почти не было, не считая еженедельных школьных элективов. Я даже написал тогда на «Мел» большую статью о том, как успокоиться, если не сдашь (сам в это время был спокоен, но какая-то из субличностей, питаясь всеобщей егэ-истерикой, постоянно совала нос куда не следует и вопрошала: а вот что ты будешь делать, если не сдашь? А?). Написал, держа в голове мысль, что чем меньше готовишься, тем лучше сдаёшь. В каком-то смысле оказался прав; но об этом позже.

ЕГЭ по литературе был назначен на 7 июня. В этот день я окончательно и бесповоротно сдался системе — и выиграл от этого.

Тем, кто не в курсе: «литературный» экзамен состоит из маленького теста, четырех, из пяти-десяти предложений, мини-сочинений и одного большого сочинения из 150−200 слов (да, учитывая то, как нужно его писать, это большое сочинение). Сев в десять утра за парту под неусыпным всевидящим оком камер, я открыл вариант и упал со стула (в переносном смысле, разумеется). Мне не повезло абсолютно во всём: в варианте не было ни одного произведения, которое я знал бы в совершенстве. Темы большого сочинения, которых всегда три, на выбор, отвратили последнее желание что-либо писать.

Но писать пришлось.

За четыре часа я успел написать абсолютно всё. В черновик. А в чистовик — не всё. Последние двадцать минут я провёл, судорожно, куриным почерком переписывая в чистовик большое сочинение.

Переписать не успел. Не дошёл даже до половины. Работу вырвали из-под носа сразу же, как только четыре часа истекли. Девочка, сидящая за мной, стала просить, умолять не отнимать, дать переписать последний абзац, говорить «Но я же не поступлю, понимаете!», на что организатор надзиратель вежливо, но раздражённо ответила: «А меня — уволят».

С экзамена ушёл, не помня себя.

А сейчас — внимание, следите за пальцем. Четыре маленьких сочинения эксперт, проверяющий работу, обязан оценить независимо от объёма. Большое же должно состоять не меньше чем из 150 слов; если слов меньше — эксперт не имеет права его проверять и должен выставить ноль по всем критериям. Поэтому после экзамена можно было с полной уверенностью сказать, что больше, чем на 62 балла, я его не написал. А всего баллов — 100. Чтоб поступить на отвергнутый мной медиаком, нужно минимум 60.

По дороге домой я позвонил учительнице, рубанув с плеча и разорвав к чертям все надежды на высокий балл, а дома у меня случилась страшная истерика. Если вы читали мою вышеупомянутую мелостатью, вы знаете, о чём я говорю: истерику как способ успокоиться я советовал применять перед экзаменом. Кто же мог предполагать, что она, совершенно неконтролируемая, понадобится после. Описывать свои ощущения я не буду: слишком уж темно там всё, слишком страшно. Я сдался той своей субличности, что олицетворяла систему, той, что говорила мне своё вечное «а что ты будешь делать, если…», той, что пугает обычно всех школьников, которым под давлением среды приходится ей подчиняться. Я подчинился. Я сдался.

Я выиграл.

После того дня у меня не было истерик. Ни одной. Страх не сдать ЕГЭ испарился, исчез, окончательно и бесповоротно превратился в фикцию. ЕГЭ по английскому я сдал на 82 балла, по русскому — на 98. По литературе мне наскребли 54 балла, и как я ни пытался доказать на апелляции, что умение подгонять восприятие стихотворения под заданную тему важнее и нужнее, чем знание списка стихов, к этой теме относящихся, мне было процежено: «Скажите спасибо, что мы вам ничего не снимаем», я подписал протокол рассмотрения (в списке апеллировавших за моим столом до меня не было ни одного имени, напротив которого стояло бы «удовлетворить апелляцию») и был отпущен с миром и глобальным неспокойствием в душе.

Сдавшись системе и получив нагоняй за то, что не сдался раньше, я выиграл у неё возможность выключиться из егэ-истерии. Спасибо. Хотя, если уж быть до конца объективным, мы выиграли оба. И оба проиграли, конечно же.

Ещё до ЕГЭ поступать я решил в Школу дизайна ВШЭ. Я не умею рисовать (вернее, умею, но на уровне «палка-палка-огуречик-параллелепипед-воттутещёрасчеркнём-вотивышелшедеврабстракционизма», а ВШЭ — единственный вуз, где этого не требуют, так что выбор для меня был очевиден. Однако — ну разумеется! — проходной балл на программу «Дизайн» по литературе — 55. А у меня — 54. А проходной — 55. А у меня — 54. А проходной — 55. А у меня — 54. А проходной

Тогда-то у меня и начались довольно здравые мысли о том, что лучше-то, может, вообще никуда не поступать, а сразу окунуться в омут и пойти куда-нибудь стажироваться. Они роились в мозгу долго, прогрызая стену непонимания и моих иллюзий по поводу этого непонимания. Через неделю все уговорили меня подать документы на программу «Мода», где проходной балл — 50, а после первого модуля перевестись на «Дизайн», тем более, что на «Моде» первый модуль как раз дизайн и есть. Брендинг то бишь. Графдизайн. Photoshop и Illustrator. Я уговорился; а что делать, в конце концов, когда будущее не очерчено никакими красками и штрихами, но есть шанс очертить его проторенной дорожкой и расслабиться, получая обещанные социальные привилегии?

Процесс подачи документов в Вышке организован первоклассно — через электронную очередь. Ни в одном МГУ такого нет, судя по рассказам Вани С., который ходил туда подаваться на журналистику и на консультацию (и после консультации идти туда ему расхотелось окончательно). Бумажку, что там выдали и красиво заламинировали, у меня до сих пор хранится — как память. Вставлю, чтоб хоть как-то перебить бесконечную простыню текста, из тех, что я очень люблю, а стандартный усреднённый читатель — нет.

Творческий конкурс в Школе дизайна — собеседование и показ творческой работы, жанр зависит от программы, формат — серия из 6−12 чего-то, чего — в принципе, неважно, главное, чтоб серия и круто. Идея для этой работы у меня подбиралась давно и была эдаким монахом-отшельником в среде идей: лежала где-то глубоко в мозгу и обдумывалась очень редко, когда думать было уже не о чем, но хотелось. Я хотел отобразить психологические состояния человеческой личности в геометрической форме и сгенерить серию плакатов; на каждом плакате должна была быть некая стеклянная трёхмерность и подпись за ней — «Дуальность», «Сбалансированность», «Рациональность» (да, всё это можно рассматривать как состояния человеческой личности), etc. Промучавшись три дня и успев за это время создать только один плакат, я понял, что идея не соответствует уровню моего владения программой Cinema 4D, и стал искать другую.

Другая нашлась удивительно быстро — после того, как с целью «поболтать» мне одновременно позвонили три человека, я взвыл, решил, что коммуникация — зло, и за десять дней с подсказками этих самый людей (спасибо, Соня, Ваня, вы очень помогли) создал семь плакатов, рабочее название коих — «плакатики», официальное — «Мы и коммуникация». Вот они, все здесь, как на подбор. Концепцию специально объяснять не буду, специально, а не потому, что мне лень. Смысл не должен быть авторским.

А с собеседованием всё оказалось ещё проще. На сайте пугают, что будут спрашивать об истории искусств, что нужно быть готовым «назвать не менее двух запомнившихся вам авторов или артефактов или стилевую тенденцию, художественное направление, и уметь дать им краткую характеристику», но на деле нужно просто ничего не бояться (или почти ничего), и это уже поднимет вас в глазах комиссии. Собеседование длилось пятнадцать минут, среди вопросов были «ваш любимый художник» (де-юре — Малевич, де-факто его не существует), почему (мне нравится малевичева философия — «Когда исчезнет привычка сознания видеть в картинах изображение уголков природы, мадонн и бесстыдных венер, тогда только увидим чисто живописное произведение»), назовите последнюю выставку, на которой вы побывали («Первозданная Россия-2017»; ходил с классом; не понравилось) и, куда без этого, «на кой чёрт вы сюда припёрлись» (на этот вопрос вразумительно ясного ответа не существует).

Всего за творческий конкурс я получил 85 баллов из 100 и узнал об этом, сидя в очередной электронной очереди, за десять минут до того, как пошёл заключать договор на платное обучение на «Моде». Ощущений в тот момент не было. Никаких. Даже когда я вышел из здания Вышки на Мясницкой, они не появились. Их, вообще-то, до сих пор нет; я совершенно не понимаю, что происходило весь июль. И что в итоге произошло. И что произойдёт потом, я тоже не понимаю.

Будущее очерчено; но очерчено оно невидимыми чернилами. Силуэта не видно; но я знаю, что он есть, что этот силуэт что-то мне приготовил. Осталось дождаться.

Дождусь.