Текст ниже — текст страшный, противопоказанный тем, кому сейчас плохо и кто не готов ощутить удар обухом по голове. Я мог бы его не писать и не публиковать, но почему-то мне это сделать кажется важным. Не читайте его, если не готовы защититься — кто чем. Я предупредил.
Нам всем выпал очень, очень тяжёлый, очень чёрный век. Я не знаю, что делать со всем этим нескончаемым потоком липкой черноты, который льётся на меня из России — сначала лился, обливая всего меня, потому что я был там, а теперь достаёт уже только какое-то проснувшееся за последние годы эмпатическое нечто, вопрошающее«а как же там N…» — потому что меня там нет, но это N — есть. Я не знаю, как с ним справляться. И, что, может быть, самое страшное, — я уже не знаю, надо ли.
Живой Алексей Навальный для меня был последним оплотом надежды, последним, что прямо противостояло этой липкости, этой черноте, ломающей через колено будущее целого поколения. Я, понятно, никогда не видел его вживую, я не выходил на митинги, я в прямом смысле слова диванный зритель, который смотрел на всё происходящее в России начиная примерно с акции (Навального) «Он вам не Димон», с каждым годом сильнее и сильнее съёживаясь от ужаса и в какой-то момент съёжившись настолько, чтоб окончательно принять решение об эмиграции. Чтобы принять это решение, мне понадобилось увидеть, как Навального встречали в январе 2021 в двух московских аэропортах, а ещё через три месяца — как винтили людей на акции в его поддержку, когда он объявил голодовку в ответ на неадекватную медицинскую«помощь» в колонии. Я смотрел на это и думал: я не хочу прожить в этом всю свою жизнь, не хочу вверять её тем, кто умеет только разрушать, убивать и винтить. Через десять очень трудных месяцев я уехал в Чехию, где живу до сих пор, и этот отъезд, как показала практика, — лучшее решение в моей жизни.
Живой Алексей Навальный был последней ниточкой, соединяющей две моих жизни — до и после эмиграции. Теперь этой ниточки нет, а та жизнь — позапозапозапрошлая, забытая и, к сожалению или к счастью, уже невозвратная.
Живой Алексей Навальный был светом в конце тоннеля. В отличие от многих, кто, может быть, разумнее меня, для меня он оставался единственным его источником. Не таился ли в старом стремлении к свету, задаётся вопросом в романе«Дар» Набоков, роковой порок, который по мере естественного продвижения к цели становился всё виднее, пока не обнаружилось, что этот«cвет» горит в окне тюремного надзирателя? Кажется, всю свою жизнь, старательно защищаясь от происходящего вокруг, обрастая многочисленными пессимистическими моделями реальности, я готовил себя к признанию, что да, таился, и таится до сих пор. В этом смысле, узнав о смерти главного пассионария российской политики, я испытал облегчение: наконец всё подтвердилось, не нужно больше искать, соскребать со стенок остатки сил и идеалистического желания верить в обратное. Моя ужасная выдумка, в которой в России действительно всё будет становиться только хуже, потому что лучше быть не может, а лучшее решение для любого — уезжать, уезжать поскорее, пока тьма не поглотила окончательно, — стала реальностью, подарив мне полную индульгенцию на пессимизм. Я точно знаю, что не доживу до демократии в России. Я практически уверен, что те, кто считает иначе, считают иначе потому, что не могут найти в себе силы признать высокую вероятность этого медленного скатывания в пропасть. В тёмные времена хочется верить в чудо, но чудес — не бывает.
Когда-то Михаил Фишман сказал в одной из программ — точную цитату уже не найду — примерно следующее: Путин как будто бы сконструировал себе реальность, в которой кругом враги, скрепы летят к чертям, он героически борется с часовой стрелкой и его все ненавидят. А теперь — он постепенно делает так, чтоб эта сконструированная реальность воплотилась, потому что ему так проще, проще, чем встраиваться в реальность реальную. И вот наконец я понял, что Фишман имел в виду, испытал это на себе, пережил. Мне всегда было сильно сложнее поверить в прекрасную Россию будущего(и даже в нормальную Россию будущего), чем в ужасную, и теперь у меня есть доказательство, позволяющее перестать наконец надеяться.
Ни посылка — в России всё очень плохо, — ни вывод — будет ещё хуже — никогда не покидали моей внутренней глубоко пессимистической системы координат, никогда не видели оптики, не настроенной на кромешную темноту изображения. Теперь я могу с полной уверенностью сказать, что оптика, настроенная на кромешную темноту изображения, — и есть самая подходящая для конкретно этого изображения оптика. Теперь мне нечем внутри себя с этим утверждением поспорить. Мой контраргумент сначала остался единственным, а потом — был жестоко, пролонгированно и несмотря на весь свой транслируемый оптимизм уничтожен, убит. Так убивали Дамблдора в шестой части«Гарри Поттера»(и я на этом месте закрывал книгу, желая забыть последние прочитанные несколько страниц), и точно так же теперь убит Навальный. Последний мой контраргумент. Последняя надежда.
Для меня предложение«убит Навальный» всё ещё некогерентно, два его составных члена никак не могут соединиться, образовав понятное целое. Но им придётся.
Чёрный, чёрный февраль. В прямом смысле слова, а теперь — каждый год — и в переносном.
Законы жанра требуют закончить этот текст оптимистично, ведь я пишу как будто бы для широкой публики. Но я не могу, потому что вчера мой слабый оптимизм относительно России, долго державшийся, всё-таки умер. И, думаю, уже не воскреснет.
Полгода назад отношения Путина с правдой очень точно описал его бывший соратник и бывший банкир Сергей Пугачёв: Путин всегда верит в то, что он говорит.
Вроде как не может такого быть. Одно из двух: либо ты сделал прививку, либо нет. Но это только на первый взгляд. Что такое«сделать прививку»? Что это за процесс? Просто укол? Или это отношения с врачом, консультации, планы медицинских процедур? Где граница между делаемой прививкой и уже сделанной? Правда Путина — это всегда правда в моменте: сейчас — одна, через секунду — уже другая. Кроме того, она зависит от ракурса, от угла зрения. Скорость нижней точки автомобильного колеса в момент сцепления с асфальтом равна нулю, даже если автомобиль едет со скоростью 100 км/ч. Вы что, будете утверждать, что этот автомобиль едет, а не стоит, спорить с законами физики?
С одной стороны, про Путина давно говорят, что он поверил собственной пропаганде — оттого, например, такие потери в войне, которая, по замыслу, должна была продлиться не больше недели. С другой стороны, это известная пропагандистская тактика: вывалить на стол тысячу разных версий, и поди потом разберись, где истина. Но правда в том, что это гораздо более широкая установка: это принцип не пропаганды, а всей политики Путина вот уже двадцать лет. Одних только официальных версий, зачем он начал войну с Украиной, примерно восемь: не допустить расширения НАТО на восток — это раз, освободить Донбасс — это два, денацификация — это три, возвращение территорий — это четыре… Как найти правильную среди тысячи разных версий? Как проиграть в войне, если неизвестно, в чём заключается её цель? Классическая схема запутывания противника: нас никому не сбить с пути, нам всё равно, куда идти. Если цели, законы, принципы государственной политики никому непонятны, значит, в каждый отдельный момент времени их можно трактовать как угодно.
Есть прямая связь между тем, как Путин рассуждает про страшный удар по Кременчугу, и, например, тем, как хватают мирно сидящего на скамейке в парке Илью Яшина и шьют ему сопротивление полицейским при исполнении. Что такое сопротивление сотрудникам органов? Точнее, где заканчивается несопротивление? Кто сможет сказать точно? На самом деле это и есть главная доктрина Путина: свобода от любых установок и от любых правил, от любой правды, и на внешней арене, и на внутренней. Это оппортунизм не как модель поведения одного отдельного человека, а как идеология государства. Это концепция полной свободы рук. Всегда и везде можно делать всё, что угодно, и это и будет правдой, это и будет по закону. Глеб Павловский задолго до войны отмечал, что главное свойство системы Путина — презрение к норме, то есть к любой точке отсчёта:
Как отличить ложь от правды, войну от специальной военной операции, захват от освобождения, жест доброй воли от отступления? Где граница между приказом и советом, между угрозой и просьбой, между телефонным правом и независимостью суда, между признанием под пыткой и чистосердечным раскаянием? Чёткой границы нет. Чем союзник отличается от вассала? Чем партнёр, как своих врагов называет Путин, отличается от врага? В антиутопии Оруэлла свобода — это рабство, война — это мир, незнание — сила. На кремлёвские ворота буквально такие лозунги вешать, конечно, никто не будет. <...> Свобода — это свобода; рабство — это рабство, но между ними — такая большая серая зона, что не всегда возможно отличить одно от другого.
Уехав из России, я хотел написать большой пост о том, почему уехал. Но не успел: началась война и затмила всё. Так вот, это размывание границ истины — одна из главных причин: я не хочу, чтобы те, кто вокруг меня, его оправдывали, потому что не оправдываю его сам. Распространяясь, как вирус, оно разъедает в людях внутреннего человека, замещая съеденное аморфной массой, из которой, как мы видим в последние месяцы, можно слепить что угодно. Я слишком дорожу собой, чтобы становиться аморфным.
Серая зона между некоторыми понятиями не имеет права на существование.
Сам обзор — вот:
Никакого праздника под названием«День Победы» в России после вторжения в Украину больше быть не может.
Михаил Подивилов прислал отличную иллюстрацию того, как точечные репрессии превращаются в массовые:
Напомню, точечно репрессируют за то, что вы делаете, а массово — за то, кем вы являетесь. Если достаточно долго смотреть на эту картинку, разница запоминается очень хорошо.
У меня было два субъективных индикатора, показывающих, что в России всё ещё не так плохо: радиостанция«Серебряный дождь» и Екатерина Шульман. Если эти двое живы и продолжают делать то, что делали, думал я, значит, в пространстве, где они это делают, ещё можно жить.
«Серебряный дождь» бьётся в конвульсиях с начала пандемии, а Екатерина Шульман, как выяснилось из сегодняшнего«Статуса», уехала на год в Германию (разумеется, так обосновав свой отъезд, чтобы, не дай бог, не сделать из него политическое высказывание).
Ещё 24 февраля было ясно, что в России настают последние времена, но теперь эта ясность подкреплена. Больше индикаторов у меня не осталось.
К счастью, сам я тоже уже не в России.
UPD: а теперь Шульман ещё и иноагент, (как всегда, объявленный в пятницу, чтоб привлечь меньше внимания). В связи с этим и не только посмотрите её последнюю лекцию, она очень важная.
Виктор Шендерович, заслуженный сатирик и писатель, сегодня два часа рассказывал чехам о том, как Путин сошёл с ума и во что превратил Россию. Ничего нового(для меня) не сказал, но говорил увлекательно.
На книжной полке рядом с моим столом лежит вчерашний номер чешского ежедневника«Е15». На первой полосе гигантскими буквами на фоне украинского флага — три слова: «Válka v Evropě».
Война в Европе.
Когда на него случайно падает мой взгляд, я неизменно на несколько секунд останавливаюсь в вечности: диссоциация достигает таких масштабов, что кажется, это всё какой-то абсурдистский сон. Трое суток я живу в этом сне, и постепенно он становится непреходящей реальностью. Я не верю, что происходит то, что происходит, я отказываюсь в это верить. Я подсознательно использую приёмы самозащиты, но в конце концов они не срабатывают.
Я молчал всё это время по очень простой причине: мой лексикон закончился ещё в первое утро, когда я проснулся и понял, что происходит. Мне нечем было описывать происходящее: слов не было, и взять их было негде. И только сейчас, в середине четвёртых суток, мне удаётся выдавить из себя хотя бы что-то, хотя это всё равно что танцевать архитектуру: усилий много, а донести всё всё равно не выйдет.
Всё упростилось: начало упрощаться ещё с аннексией Крыма в 2014, затем — «Он вам не Димон», московские протесты, Иван Голунов, дадинская статья, коронавирусное мракобесие из государственных СМИ, поправки в конституцию, отравление Навального, дикая агрессия силовиков на январских митингах, столь же дикие фальсификации на очередных думских выборах, а теперь — война. Война.
Всё очень упростилось за последние несколько лет: исчезла последняя возможность сказать«всё не так однозначно» и не потерять после этого к себе всякое уважение. Теперь ты либо чётко и громко говоришь, что тебя не устраивает пропасть, в которую с грохотом, увлекая за собой полмира, несётся Россия, либо прямо поддерживаешь это скатывание. Либо чётко и громко говоришь, что ты против войны российского государства со всем миром и с собственным населением, либо прямо поддерживаешь эту войну, совершая кровавую сделку с совестью. Всё. Третьего не дано. Мир всё-таки стал чёрно-белым.
Я отчётливо помню, как шёл пару лет назад по лесу и внезапно понял, что мне незнакомо понятие«родина»: я просто не знаю, что это такое, у меня никогда не было возможности это выяснить. Я не знаю, что значит«гордиться родиной», потому что на моей«родине» на моей памяти не случалось того, чем можно гордиться. Тогда мне это казалось всего лишь об одной из гипотез: вот же, есть прекрасная русская культура прошлого, есть Набоков, Чехов, Булгаков, Достоевский, есть Рахманинов и Мусоргский, а на худой конец — есть хохлома и гжель, тоже культура, хотя в отличие от вышеперечисленных, её поклонником я не являюсь. Но теперь всего этого нет. Всё сметено проклятым путинским маньячизмом, и именно с ним теперь — и очень надолго — будет ассоциироваться слово«русский». У всех. У всего цивилизованного мира, к которому я всю жизнь хотел(и до сих пор хочу) принадлежать.
Я даже не могу толком описать, что чувствую: такого чувства — смеси стыда, боли, злобы и безысходности — в такой концентрации во мне не было никогда, и в этом предложении не содержится и десятой доли его полного описания. Я понятия не имею, за что хвататься и как теперь жить, не сгорая от стыда за действия, которые я не совершал, но которые будут теперь очень долго меня преследовать: в разговорах с незнакомыми людьми, не умеющими разделить государство и народ, в косых взглядах на мои российские документы, в осуждающих реакциях на мой русский язык — единственное средство коммуникации, которым я владею в совершенстве, — а особенно — в любых разговорах с украинцами, с которыми мы, по идее, должны были друг друга понимать, а оказались по воле сумасшедшего старика разделены гигантской пропастью. На моей радиостанции работали двое украинских ведущих, и за прошедшие трое суток я так и не смог найти в себе силы написать им, спросить, что происходит, и поддержать. Я просто не могу найти слов. Мне слишком стыдно перед ними за то, что вытворяет президент страны, в которой я по закону имею избирательное право — даже несмотря на то, что я никогда за него не голосовал. Потому что весь этот нечеловеческий кошмар он делает от моего имени. И от имени всех граждан России. И от вашего имени, если вы гражданин России, тоже.
Раньше мне казалось, что правда и разум вокруг меня в конце концов восторжествует, а свободолюбие, объективность, разнообразие и умеренность в конце концов одержит победу над мракобесием и безразборной жестокостью. Признаю свою наивность. Если ещё в среду я мог говорить себе, что доживу до прекрасной России будущего, где с мракобесием в основном борются, а не поддерживают, то в ночь четверга, пока я спал, это светлое будущее оказалось окончательно заменено мрачным прошлым. Теперь, чтобы добраться до него, нам придётся долго просить прощения — и доказывать цивилизованному миру, что мы имеем право на то, чтоб быть его частью. Мы слишком долго терпели всё это. Мы пропустили момент. А те, кто голосовал за Путина в 2000, — пропустили момент самый главный.
Слишком долго я боялся говорить это, но теперь точно пришло время: Владимир Путин сошёл с ума, превратился в маньяка, насильника, и руководит страной, не сознавая, что делает. Абсолютная власть переселила его из настоящей реальности в придуманную, в которой он — царь мира, коллективный Запад финансирует все протесты без исключения, а укронацисты бомбят невинных россиян, и последние много лет он, находясь своей бедной головой внутри этой придуманной реальности, действует, оказывая гигантское влияние на реальность реальную. Вместе с собой он заражает психозом миллионы людей; с его лёгкой руки эти же основная часть этих миллионов лишается последнего оплота гуманизма в мозгу, последнего, что может, излечив советскую травму, сделать из homo soveticus — homo liber. Живя в сконструированном собой же идеальном прошлом, он тащит за собой в это прошлое большую часть стасорокапятимиллионной страны, и, оказавшись там, эти миллионы, без сомнения, окажутся несчастны: вокруг них будет цвести буйным цветом цивилизация, а они — и поддерживавшие, и не поддержавшие — окажутся на положении немцев после Второй мировой, людей второго сорта, у которых в прямом смысле нет к ней доступа. Но на всё это ему наплевать; мы с вами для него — сопутствующие потери. Вы лично для него — сопутствующая потеря. И всегда были ею.
Из-за Путина я последние несколько лет, до переезда в Чехию, жил в атмосфере, препятствующей всякому развитию собственной личности, атмосфере лжи, лицемерия и двойных стандартов, которая к концу этого периода начала постепенно подступать из информационного поля в межличностные и рабочие отношения и пропитывать, таким образом, не только далёкую от меня реальность, но и непосредственно мою собственную жизнь. Из-за Путина последние несколько лет мне приходилось делать выбор между честным высказыванием своей позиции и перспективой буквально сесть, причём в части случаев — ещё и на бутылку; а перед этим выбором — выступить с собственным мнением или очень сильно пострадать — в принципе никогда не должен вставать ни один человек! Из-за Путина я не знаю, что такое родина, демократия, свобода слова и собраний, публичность государственного управления, политическая дискуссия, нормально работающие политические и социальные институты, адекватные социальные лифты, правосудие от слова«право», гуманитарное образование от слова«гуманизм», совпадение думаемого, озвучиваемого и делаемого и возможность, чёрт возьми, в собственной стране на что-то влиять! Из-за Путина этого не знает подавляющее большинство граждан России. Так изгадить мозг населению — это нужно постараться. Он постарался.
А теперь — вторая часть списка, гораздо страшнее. Из-за Путина прямо сейчас в Украине погибают украинцы и россияне. Из-за Путина людей, которые уже три дня выступают против войны на улицах российских городов — вдумайтесь: против войны! за мир! — арестовывают и вменяют штрафы с перспективой посадки за ещё один раз. Из-за Путина биржевой курс доллара к рублю, актуальный на момент закрытия торгов в пятницу, — 93 ₽, а курс обмена, актуальный на сейчас, — 112 (update через ≈ 3 часа, в 21:12 мск: сейчас — в разных банках от 110 до 200!), и где остановится рост этого числа, не знает никто. Из-за Путина прямо сейчас в России дорожает вообще всё, потому что нет товара или услуги, цена на которую не зависела бы от валютных курсов. Из-за Путина прямо сейчас подавляющее большинство жителей России — и в том числе члены моей семьи — оказываются окончательно обречены на бедность. Из-за Путина Россия и всё, что окружает в ней россиян, рушится без перспектив восстановления в ближайшее время. Из-за Путина вся Россия, целиком, становится мировым изгоем, а вместе с ней мировым изгоем становится любой российский гражданин — любой, даже выступающий против этой бессмысленной войны. Всё это оставит на нас с вами гигантский отпечаток, схожий по масштабам с советской травмой, а виной всему — один сумасшедший, отрастивший характерные усишки и тщательно скрывавший их до поры до времени.
Список можно продолжать.
В пятницу я получал карту в отделении чешского банка, и мне стыдно было показывать свой российский паспорт. Есть ощущение, что точно такой же стыд прямо сейчас испытывают тысячи русских по всему миру. Они(вернее, теперь уже мы) уехали не из России, а от Путина. И тем не менее, мы несём за его действия ответственность, потому что в сознании нормального гражданина нормального государства гражданин любой страны несёт ответственность за то, что делает её власть — даже несмотря на то, что немецкий канцлер, британский премьер, чешский министр внутренних дел, etc., etc. в один голос говорят, что не верят, что эта война ведётся от имени российского населения или русских жителей своих стран, а чешское(например) министерство образования выпускает официальные рекомендации учителям поговорить с детьми о том, что национальность не делает человека ответственным за действия правительства страны, откуда он происходит. Правильно выпускают, и спасибо им за это. Но нам-то тоже не всё равно — мы чувствуем ответственность. В насилии виноват насильник, а в действиях автократии (не знаю, не знаю, как теперь правильно называть путинский режим; слово«автократия» ему уже не подходит, он гораздо хуже) виноват автократ, но кто допустил его появление? Мы допустили. Теперь нам нужно будет отвечать за это. Всем нам.
Ещё пару слов я хочу сказать тем, кто молчит. В обычной ситуации молчащие подразделяются на две категории: те, кто боится говорить и те, кто поддерживает, — но сейчас, к сожалению, эти две категории слились. Если вы молчите — вы оправдываете войну России с Украиной. А оправдывать войну нельзя. Нельзя. Никогда.
Украина не вторгалась на территорию России; это Россия вторглась на территорию Украины. Россия сейчас — страна-агрессор, и единственный способ остановить эту агрессию — перестать наконец молчать. Перестаньте прятаться за тем, что вы делаете в мирное время, и вести свои соцсети так, как будто наша с вами страна не пытается прямо сейчас в нарушение всех норм международного права и базовых принципов человеческой морали захватить страну-соседа. Писать о чём-то, кроме этого, сейчас означает это поддерживать. Перестаньте делать вид, что ничего не происходит. Начните говорить об этом. Тогда, может быть, у нас с вами появится хоть какой-то шанс.
Выбирайте сторону. Пора.
А ещё пара слов у меня заготовлена для тех, кто молчит потому, что его всё устраивает, или потому, что«я не интересуюсь политикой», «всё не так однозначно», «нельзя желать поражения своей армии» или«нельзя говорить плохо про свою родину». Родина — это не Путин. Если вы верите телевизору, RT, ТАССу, МК, КП и иже с ними, Минобороны и пропагандистским телеграм-каналам — это ваш выбор. Но в таком случае, пожалуйста, подумайте вот о чём: всё это контролируется российским государством и уже много лет пропагандируют то, что выгодно лично Путину, а вам — настолько невыгодно, что вы ещё долго не сможете это даже осознать. Вам нагло лгут и манипулируют со всех экранов, из всех радиоприёмников и текстовых трансляций, умалчивая о неугодных лично Путину фактах и мнениях: российское государство в лице Роскомнадзора буквально запрещает СМИ использовать слова«война», «вторжение» и «нападение»(это, если вы не поняли, называется военной цензурой). Главная аудитория этой безразмерной пропаганды — не вы, главная аудитория — Путин. Он кормится тем, что создал сам. А вы — повторяю — сопутствующие потери. Очень скоро вы это почувствуете — скорее всего, прямо когда в следующий раз пойдёте в продуктовый магазин. Вам будут врать, что это временно, что это проклятый Запад хочет развалить Россию; но Запад — за мир, и западные политики за последние четыре дня неоднократно это доказали. Запад — за мир. А вы вместе со своим Путиным — за войну.
После того, как подумаете, просмотрите внимательно альтернативные источники информации: вот материал Deutsche Welle о том, как Путин буквально врал о готовящемся нападении, вот очень подробная текстовая трансляция«Медузы» начиная с 24 февраля (надо нажать«Перевернуть трансляцию», чтобы читать в прямом хронологическом порядке; в конце — ссылки на следующие дни), вот, в конце концов, видео той же «Медузы», описывающее первые два дня войны, а вот видео о том, как российских путинских военных встречают украинские местные жители и какие слова они при этом используют. Посмотрите на это внимательно и задайте себе вопрос: что было бы, если бы то же произошло с вами? Так ли вы всё ещё поддерживаете происходящее? Так ли вы хотите молчать об этом в тряпочку?
А если и после этого вы продолжаете хотя бы частично оправдывать проклятую путинскую войну — отпишитесь прямо сейчас от моих соцсетей и каналов, потому что с людьми, оправдывающими войну, мне не о чем разговаривать.
Я очень надеюсь, что этот ад закончится как можно скорее, хотя надежды мои, судя по всему, тщетны: ад только начинается.
Нет войне.
Нет войне!
(Пока я писал этот текст, пришла новость, что Путин своим приказом«перевести силы сдерживания армии РФ в особый режим несения службы» фактически привёл в боевую готовность российский ядерный арсенал. Если это вам не доказывает, что этот старый маньяк сошёл с ума и его нужно останавливать, то, видимо, не докажет уже ничего. Путин прямо сейчас уничтожает Россию и мир вместе с ней.)
Замечательная колонка философа Николая Плотникова на «Медузе» о том, что такое человеческое достоинство и о том, что оно должно быть институционализировано, а в России сейчас это не так. Привожу выдержки, но, если есть пять минут, обязательно прочтите целиком.
Может возникнуть вопрос: почему недостаточно прав человека, представление о которых было сформулировано тогда же, во времена Канта, — в Декларации прав человека и гражданина, в первый год Французской революции? Зачем нужно еще одно понятие? Думаю, что нужно, и вот почему. С правами человека — например, с правом на свободу выражения мнений или с правом на неприкосновенность частной собственности — связан постоянный процесс обсуждения и разрешения конфликтов. Даже в демократических обществах существуют обстоятельства, которые заставляют конкретизировать права и даже их ограничивают, как, например, в ситуации с запретом на отрицание Холокоста. Бывают условия, при которых государство ограничивает и право частной собственности.
Но когда в законодательство вводится верховенство достоинства, в нем появляется неотменяемая, безусловная формула — недопустимость превращения человека в объект. То есть в средство для удовлетворения чьих-то потребностей, которое не может отказаться от этой роли.
<…>
В российской Конституции тоже есть норма о «достоинстве личности» и есть вытекающий из нее запрет на «пытки, насилие, другое жестокое или унижающее человеческое достоинство обращение или наказание»(ст. 21). Но мы видим, что практика этой норме не соответствует. Любая самая прогрессивная конституция ничего не значит, если нет общественного согласия по поводу нерушимости заложенных в нее принципов.
Можно сказать, что на практике в российском публичном пространстве доминирует представление не о достоинстве человека, а о ценности жизни в принципе. К этому сводится позиция религиозных лидеров, которым государственные медиаменеджеры дают возможность обращаться к широкой аудитории с осуждением абортов и культом многодетности. К этому сводится постоянно подчеркиваемая забота государства о жизни как таковой, в частности, установка на борьбу с пропагандой самоубийств.
<…>
Если это так, то получается, что одного сохранения жизни необходимо и достаточно: жив человек и хорошо. Как именно жив человек, как проходит жизнь, как на ее качестве сказываются тяжелые болезни, травмы или применение жестких карательных действий или пыток — вопрос, с точки зрения государства, почти незначительный. Между тем нетрудно представить себе, что человек, чье достоинство попрано, предпочитает смерть. Такой человек ставит перед собой выбор — достоинство или жизнь. И выбирает достоинство. Самоубийства тех, кто посчитал свои отношения с российской правоохранительной системой невыносимыми, не единичны. Задача общества в том, чтобы ни один гражданин не оказывался перед таким выбором.
Преступно то государство, в котором человек ставится перед таким выбором, потому что оно разрушает самые элементарные правовые основы жизни людей.
В 1886 году знаменитый русский естествоиспытатель, приват-доцент Петербургского университета Николай Введенский защитил докторскую диссертацию«О соотношении между раздражением и возбуждением при тетанусе», удостоившись за нее, помимо ученой степени, большой золотой медали от Академии наук. Работа эта нисколько не приблизила медицинскую науку к победе над тетанусом(он же, выражаясь простым русским языком, столбняк), но в ней было сформулировано знаменитое учение Введенского о пессимуме, поныне изучаемое студентами-медиками в курсе физиологии нервной системы.
В ходе своих экспериментов, раздражая мышечную ткань электричеством, приват-доцент Введенский обнаружил, что до определенного уровня увеличение силы(или частоты) индукционного тока будет приводить к усилению ответной реакции мышцы. Но рано или поздно будет достигнут некий порог раздражения, при котором мышца откажется дальше сокращаться в ответ на удары тока. Наоборот, она расслабится и вовсе перестанет реагировать на внешний раздражитель. Но не потому, что высокой интенсивностью ударов мышечная или нервная ткань была разрушена. Достаточно дать испытуемым волокнам передышку, а затем снизить силу(или частоту) подаваемого тока, чтобы заново вызвать ответные сокращения прежней амплитуды. И вновь, повышая интенсивность раздражителя, доберемся до той отметки, при которой мышца откажется на него реагировать. Этот пороговый уровень раздражения Введенский назвал«пессимумом».
Математик Илья Щуров анализрует, как изменился подход к распространению информации с развитием соцсетей и к чему это изменение может привести в будущем.