Мне настолько понравился этот кусок вчерашнего обзора недели от Михаила Фишмана, что я даже не поленился и расшифровал:
Полгода назад отношения Путина с правдой очень точно описал его бывший соратник и бывший банкир Сергей Пугачёв: Путин всегда верит в то, что он говорит.
Вроде как не может такого быть. Одно из двух: либо ты сделал прививку, либо нет. Но это только на первый взгляд. Что такое «сделать прививку»? Что это за процесс? Просто укол? Или это отношения с врачом, консультации, планы медицинских процедур? Где граница между делаемой прививкой и уже сделанной? Правда Путина — это всегда правда в моменте: сейчас — одна, через секунду — уже другая. Кроме того, она зависит от ракурса, от угла зрения. Скорость нижней точки автомобильного колеса в момент сцепления с асфальтом равна нулю, даже если автомобиль едет со скоростью 100 км/ч. Вы что, будете утверждать, что этот автомобиль едет, а не стоит, спорить с законами физики?
С одной стороны, про Путина давно говорят, что он поверил собственной пропаганде — оттого, например, такие потери в войне, которая, по замыслу, должна была продлиться не больше недели. С другой стороны, это известная пропагандистская тактика: вывалить на стол тысячу разных версий, и поди потом разберись, где истина. Но правда в том, что это гораздо более широкая установка: это принцип не пропаганды, а всей политики Путина вот уже двадцать лет. Одних только официальных версий, зачем он начал войну с Украиной, примерно восемь: не допустить расширения НАТО на восток — это раз, освободить Донбасс — это два, денацификация — это три, возвращение территорий — это четыре… Как найти правильную среди тысячи разных версий? Как проиграть в войне, если неизвестно, в чём заключается её цель? Классическая схема запутывания противника: нас никому не сбить с пути, нам всё равно, куда идти. Если цели, законы, принципы государственной политики никому непонятны, значит, в каждый отдельный момент времени их можно трактовать как угодно.
Есть прямая связь между тем, как Путин рассуждает про страшный удар по Кременчугу, и, например, тем, как хватают мирно сидящего на скамейке в парке Илью Яшина и шьют ему сопротивление полицейским при исполнении. Что такое сопротивление сотрудникам органов? Точнее, где заканчивается несопротивление? Кто сможет сказать точно? На самом деле это и есть главная доктрина Путина: свобода от любых установок и от любых правил, от любой правды, и на внешней арене, и на внутренней. Это оппортунизм не как модель поведения одного отдельного человека, а как идеология государства. Это концепция полной свободы рук. Всегда и везде можно делать всё, что угодно, и это и будет правдой, это и будет по закону. Глеб Павловский задолго до войны отмечал, что главное свойство системы Путина — презрение к норме, то есть к любой точке отсчёта:
Как отличить ложь от правды, войну от специальной военной операции, захват от освобождения, жест доброй воли от отступления? Где граница между приказом и советом, между угрозой и просьбой, между телефонным правом и независимостью суда, между признанием под пыткой и чистосердечным раскаянием? Чёткой границы нет. Чем союзник отличается от вассала? Чем партнёр, как своих врагов называет Путин, отличается от врага? В антиутопии Оруэлла свобода — это рабство, война — это мир, незнание — сила. На кремлёвские ворота буквально такие лозунги вешать, конечно, никто не будет. <...> Свобода — это свобода; рабство — это рабство, но между ними — такая большая серая зона, что не всегда возможно отличить одно от другого.
Уехав из России, я хотел написать большой пост о том, почему уехал. Но не успел: началась война и затмила всё. Так вот, это размывание границ истины — одна из главных причин: я не хочу, чтобы те, кто вокруг меня, его оправдывали, потому что не оправдываю его сам. Распространяясь, как вирус, оно разъедает в людях внутреннего человека, замещая съеденное аморфной массой, из которой, как мы видим в последние месяцы, можно слепить что угодно. Я слишком дорожу собой, чтобы становиться аморфным.
Серая зона между некоторыми понятиями не имеет права на существование.
Сам обзор — вот: